Иллюстрации к роману Л. М. Леонова
«Вор»
Литография, 28×32 см. 1970—1971 гг.
«В ту же минуту Агей внес почти игрушечный самоваришко, держа его в растопыренных пальцах, наподобие гармошки».
На иллюстрации мы видим маленькие, словно острия гвоздей, глазки, низкий лоб, заостренные уши — конечно, это он, Агей Столяров, бандит и грабитель, прирожденный уголовник. А разговор ведут его жена, дочь солидного паровозоремонтного мастера, Манька-Вьюга — роковая женщина, сродни героиням Достоевского, и ее первая, почти детская, но незабытая любовь Дмитрий Векшин — в прошлом красный кавалерийский командир,
а теперь вор-медвежатник, крупная фигура в блатном мире нэповской Москвы.
Стилистике романа Леонида Леонова — экспрессионистической, сгущающей действительность почти до гротеска — иллюстрации Ольги Биантовской очень соответствуют. Это изломанное, искривленное пространство, эта напряженность образов, эта уплотненность композиции — оттуда, из ранней советской прозы, так до сих пор по-настоящему непрочитанной и неоцененной.
На иллюстрации мы видим маленькие, словно острия гвоздей, глазки, низкий лоб, заостренные уши — конечно, это он, Агей Столяров, бандит и грабитель, прирожденный уголовник. А разговор ведут его жена, дочь солидного паровозоремонтного мастера, Манька-Вьюга — роковая женщина, сродни героиням Достоевского, и ее первая, почти детская, но незабытая любовь Дмитрий Векшин — в прошлом красный кавалерийский командир,
а теперь вор-медвежатник, крупная фигура в блатном мире нэповской Москвы.
Стилистике романа Леонида Леонова — экспрессионистической, сгущающей действительность почти до гротеска — иллюстрации Ольги Биантовской очень соответствуют. Это изломанное, искривленное пространство, эта напряженность образов, эта уплотненность композиции — оттуда, из ранней советской прозы, так до сих пор по-настоящему непрочитанной и неоцененной.